Владимир Гимпельсон не боится потерять работу. Ему совершенно все равно, каким будет показатель безработицы — 1% или 20%. Никакие оценки службы занятости и слухи о кризисе не в силах поколебать его уверенности в завтрашнем дне просто потому, что он не сомневается в своей квалификации.

— Да, я могу потерять рабочее место и даже допускаю, что не найду точно такое же, — говорит Гимпельсон. — Но в том, что смогу реализоваться как специалист, я не сомневаюсь. Более того, если бы я безумно боялся потерять работу, я, наверное, не выбрал бы такую тему для исследования: «Уровень и страх безработицы. Есть ли между ними связь?»

Неужели нет?

Я бы сказал, что страх безработицы слабо зависит от реальных показателей. Но это характерно только для нашей страны. На Западе эта связь прослеживается очень четко.

Чем же мы так отличаемся от других стран?

Во-первых, у нас короткая история безработицы. В Советском Союзе ее не было в принципе. Мое поколение — а я окончил институт в конце 70-х — ни о какой безработице понятия не имело. Но когда в 80-х начались разговоры о реформах, безработица стала страшилкой, она рисовалась в воображении этакой гримасой капитализма. Все представляли себе длиннющие очереди изможденных соискателей на бирже труда. А она, может, не так уж и ужасная. Но мы-то ведь не социализировались через безработицу, у нас не было опыта выхода из таких ситуаций. Соответственно, в стране не было системы, которая бы поддерживала и защищала человека, потерявшего работу.

И какой она должна быть, эта система?

Об этом можно много говорить, но если кратко, должна быть поддержка — пособие при потере работы, такое, на которое можно реально жить.
Второй пункт — помощь в поиске, нормальная база вакансий.
И третий — возможность переквалифицироваться или повысить свой уровень, чтобы соответствовать запросам меняющегося рынка труда.

Хорошо, в Советском Союзе все это отсутствовало за ненадобностью. Но в постсоветской России мы уже много лет следим за показателями безработицы, у нас появилась биржа труда, агентства по трудоустройству. Как вы можете оценить эффективность той системы, которая существует у нас сегодня?

Страх потери работы, слабо связанный с реальным количеством вакансий, — это и есть оценка работы системы госпомощи при потере работы в нашей стране. Люди видят, что вакансии предлагают плохие, пособие дают маленькое, возможность переквалифицироваться за счет государства стремится к нулю. Поэтому разрыв между реальной безработицей и зарегистрированной — в три-четыре раза. То есть люди зачастую даже не обращаются в службу занятости, потому что не верят в эффективность трудоустройства с ее помощью. Хотя предложения там вроде бы есть, но предлагают чаще всего совсем не то, что хотелось бы. А неформальный сектор предложений хоть и большой, но там и защищенность рабочего места низкая, и стабильности ждать не приходится. Сейчас относительно несложно получить пособие по безработице, но оно такое мизерное, что не то что жить — существовать на него невозможно. А ведь регистрация на бирже труда тоже требует затрат: деньги на проезд и время. Окупится ли?

По данным ВЦИОМа, россияне называют безработицу одной из главных проблем России, ставя ее на третье место после алкоголизма и инфляции. С 2008 по 2010 год значимость этой проблемы для наших сограждан увеличилась в два раза. То есть кризис все же заставил нас бояться безработицы больше?

Конечно, кризис повлиял. Но опять же не столько сам кризис, сколько опасение, что количество рабочих мест уменьшится. Вот представьте, вы собираетесь утром на работу, и вам звонит знакомая с предупреждением, что сего­дня ожидается гроза. Что вы станете делать? Возьмете с собой зонт. А если на самом деле дождя не будет? Он мог пройти стороной, или ваша знакомая ошиблась, или гроза на самом деле ожидается послезавтра — да мало ли что, — но в вашем сознании уже есть опасение, и вы ориентируетесь именно на эту информацию, а не на другую, о реальном положении дел. То же самое и со страхом безработицы: мало кто интересуется цифрами и графиками, но все получают предупреждения от своих родственников и друзей, столк­нувшихся с этой проблемой, — предупреждения, которые могут не соответствовать действительному положению дел, но запускают этот самый страх безработицы.

А вот если мы посмотрим графики и обратимся к цифрам, мы увидим, что страх потерять работу стал расти в 2008 году, когда кризис только начался, но реального роста безработицы еще не было. Затем ее показатели действительно поднялись, потом ситуация на рынке труда начала стабилизироваться. Но страх как скакнул вверх, так и остался на том же высоком уровне.

То есть страх заразен и стабилен? Но ведь кто-то больше подвержен тревожности, а кто-то — меньше.

Страх — это цепная реакция. Кроме того, есть мнение, что и все личные страхи человека между собой связаны — этот тезис раскрывает в своей еще не опубликованной работе «География страха» Дэниел Трисман. Его идея, грубо говоря, в том, что если человек боится, скажем, что ему кирпич на голову упадет, то и страх потерять работу у этого человека будет, скорее всего, выше.

И все же страх безработицы — при учете всех личных характеристик — коллективный, его можно измерить, диагностируя состояние общества в целом…

Безусловно. У этой истории со страхом безработицы есть еще один существенный аспект — политико-экономический. С одной стороны, властям удобнее управлять людьми с повышенным уровнем тревожности. Кроме того, общественными страхами хорошо оправдывать собственные не всегда адекватные решения: «Мы приняли этот закон, потому что люди переживают, чтобы снизить уровень тревоги…»

С другой стороны, замкнутый общественный страх формирует запрос на дополнительное регулирование проблемы. Проще говоря, люди ожидают, что государство обеспечит их рабочими местами и сделает их жизнь более безопасной. Государство же, будучи коррумпированным и не слишком отлаженным механизмом, пытаясь урегулировать проблему, не справляется и не оправдывает ожидания граждан. Граждане, видя эти бесплодные попытки, тревожатся еще больше. И еще активнее требуют контроля от государства. Государство опять не справляется. Так мы попадаем в порочный замкнутый круг, где на каждом витке тревожность только возрастает.

И еще один момент: повышенный страх безработицы может быть выгоден работодателям, потому что, опасаясь потерять работу, сотрудники соглашаются на менее выгодные предложения — на меньшую зарплату, менее защищенные условия труда.